Убийца внутри меня - Страница 29

* * *

…Все казалось таким же, как всегда. Жалюзи опущены, дверь ванной приоткрыта настолько, чтобы впустить полоску света. Она спит на животе, разметавшись по кровати. Все как всегда… но не все. Это один из тех моментов.

Она проснулась, когда я раздевался. Из кармана высыпалась мелочь и, покатившись, ударилась о плинтус. Она села, потерла глаза, собралась съязвить. Я сгреб ее в объятия, сел на кровать и усадил к себе на колени. Я поцеловал ее, ее губы немного приоткрылись, и она обняла меня за шею.

Вот так все началось. Так все и продолжалось.

До тех пор пока мы наконец не растянулись друг подле друга, расслабленные, измотанные, почти бездыханные. И, несмотря на это, мы все равно хотели друг друга — хотели чего-то. Это было как начало вместо конца.

Она положила голову мне на плечо, и мне стало приятно. Мне не хотелось отталкивать ее. Она зашептала мне на ухо, и ее шепот был похож на детский лепет:

— Я сержусь. Ты причинил мне боль.

— Разве? — спросил я. — Черт, прости, детка.

— Очень сильную боль. Наподдал локтем.

— Черт побери…

Она поцеловала меня, потом ее губы соскользнули с моих.

— А теперь не сержусь, — прошептала она.

Она замолчала, очевидно ожидая, что я скажу что-нибудь. Или сделаю. Она придвинулась поближе, свернулась клубочком, продолжая прятать лицо.

— А я кое-что знаю…

— Что, детка?

— О той ваз… о той операции.

— И что, — спросил я, — по-твоему, ты знаешь?

— Это было после того… как Майк…

— При чем тут Майк?

— Дорогой, — она поцеловала меня в плечо, — мне наплевать. Мне безразлично. Но это действительно было тогда, да? Твой отец… забеспокоился и?..

Я заставил себя медленно выдохнуть. В любую другую ночь я бы с радостью свернул ей шею, но только не в эту.

— Кажется, тогда, если я правильно помню, — ответил я. — Однако я не понимаю, какая между этим связь.

— Дорогой…

— Да?

— Почему ты думаешь, что люди?..

— Это выше моего понимания, — сказал я. — Никогда не мог понять.

— Разве некоторые женщины… Спорим, ты бы ужаснулся, если бы…

— Если бы что?

Она прижалась ко мне, и я почувствовал, как она горяча. Она заплакала.

— Н-не надо, Лу. Не заставляй меня спрашивать. П-просто…

Я и не стал заставлять.

Позже, когда она все еще плакала, но уже по-другому, зазвонил телефон. Это был Говард Хендрикс.

— Лу, дружище, вам все удалось! Вы действительно привели его в чувство!

— Он подписал признание? — поинтересовался я.

— Более того! Он повесился! На собственном ремне! Это доказывает его виновность, и нам не придется попусту тратить время на судебное разбирательство и понапрасну тратить деньги налогоплательщиков! Черт побери, Лу, жаль, что я не с вами, а то пожал бы вам руку! — Он помолчал и заговорил менее злорадным тоном: — А теперь, Лу, я хочу, чтобы вы пообещали мне, что все воспримете правильно. Вы не должны расстраиваться из-за этого. Такие выродки не заслуживают того, чтобы жить. Мертвый он значительно лучше, чем живой.

— Да, — сказал я. — Возможно, вы правы.

Я отдалился от него и повесил трубку. И тут же телефон зазвонил снова. Это был Честер Конвей. Он звонил из Форт-Уорта.

— Отличная работа, Лу Отличная! Надеюсь, ты догадываешься, что это значит для меня. Наверное, я сделал ошибку…

— Да? — сказал я.

— Ничего. Теперь это не имеет значения… До встречи.

Я снова повесил трубку, и телефон зазвонил в третий раз. Боб Мейплз. Его голос был слабым и дрожал.

— Я знаю, Лу, как ты заботился об этом парнишке. Я знаю, что ты воспринимаешь это так же, как если бы это случилось с тобой.

Так же?

— Да, Боб, — сказал я. — Так же.

— Хочешь развеяться, Лу? Приезжай к нам, сыграем в шашки, а? Мне запрещают вставать, иначе я бы сам к тебе приехал.

— Вряд ли, Боб, — ответил я. — Но все равно спасибо, огромное спасибо.

— Не бери в голову, сынок. Если передумаешь, приезжай. В любое время.

Эми буквально впитывала все телефонные разговоры. Ее мучило нетерпение и любопытство. Я повесил трубку и развалился на кровати. Она села рядом со мной.

— Господи боже мой! В чем дело, Лу?

Я рассказал ей. Не правду, естественно, а то, как все это должно выглядеть. Она захлопала в ладоши.

— О дорогой! Это же замечательно! Мой Лу раскрыл дело!.. Тебя наградят?

— С какой стати? — удивился я. — С меня достаточно всеобщего признания.

— Да, но… — Она немного отстранилась, и я решил, что она собирается уйти. Уверен, что она хотела уйти. Однако она хотела что-то еще, похуже. — Прости, Лу. Ты вправе сердиться на меня.

Она легла рядом со мной на живот, раскинула руки и ноги. И замерла в ожидании, а потом прошептала:

— Очень-очень сердиться…

Естественно. Без тебя знаю. Надо же, новость! Все равно что сказать наркоману, что нельзя колоться. Предупредить, что наркотик убьет его, и проверить, прекратит он колоться или нет.

Она получит сполна.

И она получила то, что заслуживала. Верный Лу — это я — трахнул ее от всей души.

14

Думаю, я сильно вспотел от наших физических упражнений, а потом ходил раздетый и простудился. Не сильно, не настолько, чтобы слечь, но слабость я чувствовал. И решил вылежаться с недельку. Можно сказать, я получил передышку.

Мне не надо было разговаривать с кучей народу, отвечать на дурацкие вопросы и терпеть, как все хлопают меня по спине. Мне не надо было идти на похороны Джонни Папаса и звонить его родителям — что я просто обязан был бы сделать, будь я здоров.

Меня навестили двое ребят из департамента, пару раз заехал Боб Мейплз. Он все еще выглядел неважно. Мне показалось, что он постарел на десять лет. Он всячески старался не упоминать историю с Джонни — разговаривал на общие темы, — и его визит прошел спокойно. Только одно вызвало у меня легкое беспокойство. Это было в его первый — нет, ошибаюсь, в его второй визит ко мне.